Дунаевский и Сталин

В конце октября 2005 г. в концертном зале Киевской консерватории состоялся концерт, посвященный 105-й годовщине со дня рождения выдающегося композитора Исаака Осиповича Дунаевского, родившегося и получившего музыкальное образование в Украине. А вот о другой, к сожалению, печальной дате, тоже связанной с Дунаевским, никто так и не вспомнил — 25 июля 50 лет назад он ушел из жизни. И надо же было такому случиться, что 25 лет назад в тот же день не стало поэта, певца и киноактера Владимира Высоцкого. Вот об этой дате наши печатные и электронные СМИ не забыли.

Автор этих строк одинаково с большим уважением относится к творчеству вышеназванных деятелей советского искусства. Творческое наследие и Дунаевского, и Высоцкого глубоко проникло в наш культурный быт, и, думается, к этому наследию еще не скоро придет забвение.

Но в то же время в СМИ можно услышать суждения, которые вкратце уместно сформулировать так: Высоцкий был великомучеником советского режима, а Дунаевский, наоборот, жил в большом почете при сталинском режиме (при хрущевском он прожил немногим более трех лет).

Что был он и «сталинским придворным композитором», и «музыкальным глашатаем сталинской эпохи», и «беспечным романтиком убогого сталинско-советского быта». А сравнительно недавно московская музыковедческая супружеская пара Е. и В.Уколовых, прибравшие к своим рукам архив композитора со сложной жизненной и творческой судьбой Бориса Фомина, автора таких «эвергринов», как «Только раз», «Дорогой длинною», «Саша, ты помнишь наши встречи», «Минуты жизни», возвели Фомина в ряд самых выдающихся советских композиторов, в сравнении с которым Дунаевский — жалкий «сталинский железнодорожный жаворонок». Только вот песня Б.Фомина на слова поэта Ильи Финка «Светлая Москва», экранизированная и записанная на пластинку в 1942 году популярной певицей Наталией Ушковой, так и не стала гимном этого города. А стала им песня именно Дунаевского «Моя Москва», сочиненная в том же году на слова Марка Лисянского и Сергея Аграняна...

Как известно, Сталин был мудр и хитер и очень ревностно относился к соотечественникам, популярность которых в народе могла граничить с его собственной. И если кто-то из них неосмотрительно мог ущемить его лично, то в душе вождя возникало чувство мести, осуществление которой затягивалось на годы. Яркий пример тому — трагическая судьба одного из близких его соратников по революционной борьбе, почти друга Николая Бухарина. Вероятно, не последнюю роль сыграл в ней инцидент, который произошел на сталинской даче летом 1934 года. Туда были приглашены комсомольские активисты для неофициальной беседы со Сталиным. Присутствовавший на этой встрече Бухарин, будучи подшофе, на просьбу комсомольцев рассказать им что-нибудь о вожде мировой революции, взял Сталина за нос и весело произнес: «Коба, ну соври что-нибудь о Ленине!» Тогда все это внешне превратилось в шутку, но, думается, через три года при решении судьбы Бухарина Сталиным она не была забыта.

В 1937 г., когда страна содрогалась от разоблачительных процессов над «вредителями» и «врагами народа», повсюду звучали песни Дунаевского, помогавшие «строить и жить», а в кинотеатрах шли фильмы с его жизнеутверждающей музыкой. И именно тогда он «провинился» перед вождем. Как-то после одного из сборных концертов с участием Дунаевского к нему подошел «железный нарком» Ежов и, похвалив композитора за его талантливую музыку, сказал приблизительно следующее: «Ваши песни замечательные, они затрагивают многие актуальные темы, но самой главной в них нет, нет песни о товарище Сталине».

Исаак Осипович ответил, что он написал бы такую песню, да не попадается подходящий текст, на что Ежов ответил, что текст — это не проблема.

Через пару дней на столе у Дунаевского лежал текст для будущей песни, сочиненный поэтом Михаилом Инюшкиным, набившим руку на текстах песен такого толка. Каков был текст, такой и получилась музыка у Дунаевского. Но Ежову было достаточно того, что ее сочинил сам Дунаевский. Продемонстрировать ее вождю решили на пластинке. Для ее оперативной записи в студию пригласили лучшие музыкальные коллективы страны — Государственный хор под управлением Н.Данилина и Государственный симфонический оркестр под управлением А.Гаука.

В назначенный час в рабочем кабинете Сталина собралась группа людей из его ближайшего окружения, чтобы прослушать новую песню Дунаевского. Сталин внимательно слушал пластинку, а когда она отзвучала, после небольшой паузы сказал:

— Товарищ Дунаевский применил весь свой замечательный талант, чтобы эту песню о товарище Сталине никто не пел. Пусть он пишет песни не для товарища Сталина, а для всего советского народа.

И действительно эту песню так никто и не запел. А пластинка с ее записью как оперативно появилась в магазинах культтоваров, так же оперативно из них и исчезла.

Автор музыки вышеупомянутой песни на ее демонстрацию к Сталину приглашен не был, и вообще «придворный композитор Дунаевский» никогда не встречался со своим «хозяином». И если тому надо было высказать какое-либо «пожелание», то делал он это через «придворных» чиновников. Так, летом 1940 г. у нас демонстрировался американский музыкальный фильм «Большой вальс» с выдуманным сюжетом из личной жизни «короля венских вальсов» Иоганна Штрауса-сына, где блистала ослепительной красотой голосистая голливудская дива Милица Корьюс (кстати, в 20-х годах она жила в Киеве и пела в знаменитой капелле «Думка»). Сталину фильм очень понравился и он, всегда относившийся с чувством зависти к подобным зарубежным фильмам, спросил чиновников от культуры, что думает по поводу создания аналогичной советской картины товарищ Дунаевский. На что чиновники, дабы успокоить вождя, ответили, что композитор уже думает над темой такого фильма. Заметьте, Сталин не пожелал встретиться лично с Дунаевским, чтобы обсудить этот вопрос, и его решение возложил на чиновников. И сделал он это, вероятно, потому, что в творчестве его «придворного композитора» не находилось места для прославления величия его «хозяина», и, конечно же, он помнил о неудачной попытке Дунаевского сделать это. После чего, наверное, в душе у Сталина зародилось чувство злобы на композитора. Да только время для мести еще не было подходящим. А пока внешне отношение Сталина к Дунаевскому выглядело нормальным, и когда весной 1941 г. в прессе опубликовали список первых лауреатов Сталинской премии в области литературы и искусства, в их числе был и Дунаевский. Ему присудили премию за музыку к фильмам «Цирк» и «Волга-Волга». Последний Сталин просто обожал, и в немалой степени этому способствовала его музыка. О каком сведении счетов с композитором у Сталина могла идти тогда речь?

Следующей песней Дунаевского, в тексте которой упоминался Сталин, была уже упомянутая «Моя Москва», сочиненная им в 1942 г. в вагоне, в котором он находился с руководимым им железнодорожным ансамблем песни и пляски. Ансамбль выступал на предприятиях Урала, Сибири и Дальнего Востока и в формирующихся воинских частях. Многие музыковеды до сих пор считают, что это была почетная ссылка популярнейшего композитора страны. Ибо он практически был лишен возможности создавать песни на военную тему (поэтов-то рядом не было, за исключением режиссера ансамбля Сергея Аграняна, иногда по совместительству сочинявшего для него не очень высокохудожественные песенные тексты). И хотя несколько песен на военную тему все же Дунаевским было создано, единственной, приобретшей широкую известность, оказалась «Моя Москва». Это стало поводом для рождения афоризма в среде его коллег: «Иссяк Осипович!»

В первоначальном варианте текста «Моей Москвы», когда в 1943 г. песня, наконец, достигла столицы и была исполнена на радио, вождь не упоминался. После этого туда начали приходить сотнями письма о ее повторении, и тут редакторы, музыкальные и литературные, переполошились, понимая, что песню ожидает большая популярность, а в ней не упоминается Сталин. Как бы чего не вышло! И вот в вообще потом исчезнувшей строфе строчки «Я приеду в мой город могучий, где любимая девушка ждет» были заменены на «Я приеду в мой город могучий, где любимый мой Сталин живет».

Когда песня вновь прозвучала в эфире, но уже с новыми строчками, Сталин, которому был известен и первый вариант, позвонил главному идеологу страны:

— Товарищ Щербаков, надеюсь, вы слышали сегодняшний концерт по радио и песню о Москве Дунаевского. Хорошая песня... Только не объясните ли мне, где это девушка Сталиным стала?

После этого песня «Моя Москва» надолго исчезла из эфира, а инициативные редакторы радио были строго наказаны. Будь тогда в Москве Дунаевский, не сдобровать бы, наверное, и ему.

«Моя Москва» со словом «Сталин» в тексте вновь прозвучала по радио лишь летом 44-го. Один из авторов текста, военный корреспондент Марк Лисянский сочинил новую строфу к ее многострадальному тексту, где была такая строчка: «Здравствуй, город великой державы, где любимый наш Сталин живет». Отпала она лишь после марта 1953го, когда вождь ушел из жизни. Так что и со второй песней с упоминанием Сталина у Дунаевского не заладилось.

Когда наступили победные торжества, и имя Сталина было как никогда на устах счастливых советских людей, одна за другой стали возникать о нем песни, сочиненные ведущими композиторами и поэтами, работавшими в песенном жанре. Не остался в стороне и Дунаевский, вернувшийся в Москву. Только почему-то, как и в первый раз, вдохновения славить Сталина вовсю не хватило. Песня на слова двух известных поэтов Сергея Васильева и Александра Коваленкова оказалась хуже первой, и она не появилась не то что на пластинке, но и ни в одном музыкальном издании. Возможно, Сталин об этом тоже знал. И вот через два года удобный момент утонченно отомстить композитору у Сталина наконец наступил. В начале 1947 г. в павильонах пражской киностудии «Барандов» проходили съемки картины Григория Александрова «Весна» с музыкой, конечно же, Дунаевского. Впервые Исаак Осипович оказался за границей. Политическая обстановка в Чехословакии тогда была нестабильной, и тут Дунаевский без согласования с советским посольством дал интервью корреспонденту какой-то газетенки правого толка. А она отредактировала это интервью в соответствии с ее политической ориентацией. Вскоре об этом стало известно Сталину, и он решил, что момент мести Дунаевскому наступил.

Вернувшись в Москву, Дунаевский узнал, что он вновь в списке кандидатов на Сталинскую премию за музыку к оперетте «Вольный ветер», шедшей на сцене буквально всех театров музыкальной комедии страны. Когда список лег на стол Сталина, он с превеликим удовольствием вычеркнул его. Этим поступком «хозяин» показывал, что ведущая позиция композитора-песенника им утрачена, притом еще в годы войны. За это время поднялась новая плеяда композиторов — В. Соловьев-Седой, М.Блантер, Б.Мокроусов, Ю.Милютин, А.Новиков, О.Кац, Т.Хренников, создавших большое количество гениальных песен, за что вождь и одарил их своей премией в пику Дунаевскому.

То, что Сталин собственноручно вычеркнул Дунаевского из списков на лауреатство, не стало секретом для широкого круга коллег композитора, его друзей и знакомых. Его недруги из этого окружения, кажется, только и ждали такого выпада против него Сталина. Одни постарались организовать разнузданную травлю в СМИ и на собраниях творческих союзов, в которых он состоял, другие, тесно с ним сотрудничавшие в творчестве, его просто предали. И первым, кто нанес ему такой удар, был Григорий Александров, безусловно, обязанный популярностью своих картин в первую очередь Дунаевскому. После «Весны» Александров приступил к съемкам фильма «Встреча на Эльбе» и пригласил писать к нему музыку не Дунаевского, а Шостаковича. Вероятно, именно на это и рассчитывал Сталин. Дунаевский тяжело перенес это.

И тут, как луч света в темном царстве, появился известный в кинематографических кругах как неисправимый грубиян и матерщинник кинорежиссер, 5-кратный сталинский лауреат Иван Пырьев, с которым они еще до войны успешно работали над фильмом «Богатая невеста». Пырьев, боготворивший талант Дунаевского и называвший его «советским Моцартом», предложил ему работу над музыкой к своему новому фильму «Веселая ярмарка», к постановке которого он приступал. И Дунаевский с новым вдохновением стал сочинять к нему музыку.

27 февраля 1950 г. на экранах советских кинотеатров начала демонстрироваться новая музыкальная картина «Кубанские казаки» (такое окончательное название она получила). Посмотрев ее за несколько недель до массового проката, Сталин пришел в восторг. Ведь, кроме прекрасной драматургии, режиссуры, музыки и игры актеров, фильм имел большое идеологическое значение — в еще голодающей и залечивающей послевоенные раны стране на хлебной Кубани люди жили уже как в сказке. На раздаче премии своего имени вождь был щедр, как ни за какой другой фильм. Лауреатами стали драматург Н.Погодин, режиссер И.Пырьев, оператор В.Павлов, актеры М.Ладынина, С.Лукьянов, В.Давыдов, В.Володин, К.Лучко, А.Петров и, конечно же, Дунаевский, каскадом прекрасных песен и музыкальных фрагментов доказавший, что он по-прежнему невероятно талантлив и находится в прекрасной творческой форме. Сталин же лишний раз указал своим подпевалам, что хвалить и наказывать имеет право только он.

В том же году в ознаменование юбилея Дунаевскому было наконец присвоено звание народного артиста РСФСР, хотя многие его коллеги уже носили самое высокое звание — народного артиста СССР, до которого композитор ни при Сталине, ни при Хрущеве так и не дотянул...

Ну а как же все-таки Дунаевский относился лично к своему «хозяину» и его политике? Как и миллионы советских людей, Исаак Осипович, на первом месте в жизни у которого было творчество, свято верил в правильность этой политики. Если были «враги народа» и «вредители», если арестовывались невинные, значит, разберутся, и справедливость восторжествует. И факты были налицо. Так, сценарист «Веселых ребят» Николай Эрдман был арестован на съемочной площадке и через несколько лет вышел на свободу. То же случилось с Михаилом Вольпиным, автором либретто оперетты Дунаевского «Ножи» и текстов нескольких его песен, прозвучавших в фильмах «Светлый путь» и «Весна». Правда, оператор Владимир Нильсен, снявший «Веселых ребят» и «Цирк», был арестован во время съемок «Волги-Волги» и исчез навсегда. Значит, все-таки, наверное, был «враг народа».

Дунаевский верно служил социалистическому Отечеству и, как тысячи композиторов и поэтов, воспевал его в своем творчестве и никогда не вступал в сделку с совестью. А когда в его жизни наступил критический момент проверки этого качества, он оказался на высоте. И под письмом, где клеймились «вредители врачи», наотрез отказался подписаться даже под угрозой смерти.

«В апреле прошлого года, — писал музыковед И.Шафер в журнале «Музыкальная жизнь» №8 за 1990 г., — «Известия» напечатали стихотворение Роберта Рождественского «Две страны». Поэт сделал мучительную попытку соединить в своем сердце страну энтузиазма и страну пыток. Я не знаю, ценою каких душевных усилий их можно соединить, но знаю, что Дунаевский был певцом первой страны, а не второй... И вот уже многие десятилетия из мрака и света прежних лет, отражая лихие наскоки критических перьев и преодолевая конъюнктурный бойкот фирмы грамзаписи «Мелодия», к нам доносится чистый неподкупный голос: «Жить и любить!»