страница 2

вальс и модный шлягер, всенародно любимая массовая песня и продукция блатного фольклора. Не зря сказал Шостакович, что термин "легкая музыка" утвердился в нашем быту с чьей-то "легкой руки". В справедливости слов великого симфониста убедиться нетрудно. Представьте себе, что вы включаете радио и слышите бодрый голос диктора:

- Передаем концерт "легкой" музыки. Дунаевский. Увертюра к кинофильму "Дети капитана Гранта".

И начинает звучать замечательная музыка, полная драматизма и романтической страсти, и, захваченные порывом этой страсти, вы все же не можете отделаться от неприятного ощущения, вызванного словами диктора, и слова "легкая музыка" кажутся вам кощунственными. Однако это еще далеко не худший вариант восприятия любимого музыкального произведения. Неприятное ощущение - в данном случае хороший признак внутреннего сопротивления. Гораздо хуже, когда под воздействием "общепринятого" мнения создается стереотип музыкального восприятия, и слушатель перестает сопротивляться: получая удовольствие от прослушанного произведения, он "помнит", что оно из семейства "легкой" музыки и не придает ему серьезного значения.

Развивая очень верную мысль, что легкодоступность нельзя отождествлять с легкостью содержания, и говоря о глубине произведений Дунаевского, Соловьева-Седого, Милютина, некоторые музыковеды тем не менее считают, что термины "легкая музыка" и "серьезная музыка", при всей их условности, все-таки нужны для "удобства классификации". Но так ли они удобны, эти термины? Десятилетиями они порождали невообразимую путаницу.

Вот пример. Как известно, танцевальная музыка относится к разряду "легкой". Ну а как быть со знаменитым вальсом Арама Хачатуряна из его музыки к драме Лермонтова "Маскарад"? Ведь этот вальс даже не концертный, а именно  т а н ц е в а л ь н ы й . Послушаем нашего авторитетного лермонтоведа Ираклия Андроникова:

"Что-то демоническое есть в этом вальсе. Что-то загадочно-прекрасное заключено в этой музыке - властная сила, так отвечающая энергии лермонтовской поэзии, взметенность, взволнованность, ощущение трагедии, которая вызвала его к жизни. Трудно представить себе музыку, более отвечающую характеру романтической драмы Лермонтова... Это Лермонтов! Это его победительная и прекрасная скорбь, торжество его стиха, его мысли"1.

Цитата взята из статьи Андроникова "Вальс Арбенина". В ней, разумеется, не рассматриваются проблемы "легкой" музыки. Но блестящая поучительность статьи в том, что она заставляет задуматься над правомерностью употребления "удобных" терминов: ведь талант и идейная устремленность художника придают энергию, страсть и драматический пафос даже бытовой танцевальной музыке...

Здесь к месту сослаться на выступление Т.Н. Хренникова по Центральному телевидению в январе 1984 года. Говоря о равноправии музыкальных жанров, о глубоких и сокровенных чувствах, которые одинаково подвластны всем видам музыки, он тоже выразил сомнение по поводу употребления злополучных терминов:

"Я считаю, что на свете есть плохая и хорошая музыка. И она есть во всех жанрах: в опере, в оратории, в кантате, в песнях, в симфонической музыке. Тут дело не в том, для кого и для чего написана музыка, а в том, чтобы это была музыка хорошая, чтобы она шла к человеческому сердцу. Это самое главное! А "легкая"... Ну что значит "легкая" музыка? Я не знаю... Вспомните какие-нибудь гениальные романсы Чайковского, Глинки. Это тоже "легкая" музыка. Но это же гениальнейшая музыка, которая несет в себе заряд такого эмоционального, гипнотического воздействия на слушателя!.. Возьмите романс "Средь шумного бала". Это - любовный романс. Теперь послушайте, какие сегодня у нас сочиняют ВИА любовные романсы - они же к любви не имеют никакого отношения. Все