страница 21

и свою любовь. И хочу научить Вас сильно любить. И хочу, чтобы в каждой Вашей реально осязаемой привязанности к человекам была доля нашей нереальной, но глубочайшей близости. Поняли? И чтобы эта близость Вас оберегала, вдохновляла и... спасала от несчастий. И кто знает?

      Вы несколько лет тому назад ушли от меня, забыли наши письма и... потерпели фиаско. В тяжелую пору Вашей жизни мы нашли друг друга. И кто знает?.. Может быть, эти письма будут Вас нужны в Вашей жизни.

      Людмила! Я сейчас немного взнервлен, и оттого, может быть, и письмо мое несколько возбужденное и сумбурное. Я обещаю больше не писать Вам в подобном стиле. Но я сказал Вам то, что хотел, и могу теперь к этому больше не возвращаться, а в дальнейшем писать о многих чрезвычайно интересных вещах, которые Вами, надеюсь, будут приняты с удовольствием.

      За похвалы моей музыке - благодарю. О "Вольном ветре" - отдельно. О песнях - отдельно. То, что Вы любите мою музыку - доставляет мне большую радость. Но "Вольный ветер" - это успех особого рода, и я Вам о нем скажу в особом письме.

      Мой сын уже большой! Художник! Ему 15,5 лет20. Но жизнь моя сложна и мучительна. В 1945 году - 15 января - у меня родился второй сын от другой, моей фактической жены21.

      Зовут его Максим22. По-латыни maximus значит самый большой. И это действительно одно из самых больших и самых мучительных моих переживаний. [...]

      Все это несколько поуспокоилось, но... все это страшно неустроено, раздвоено.

      Я Вам напишу об этом подробно и особо.

      Я нежно целую Вас и оберегаю во всех моих думах о Вас, которые уже становятся моим бытием.

      Думаете ли Вы так же обо мне?

      Ваш любящий друг и фантаст

      И. Д.

      P. S. Письмо было мной перечитано на следующий день. Оно не было отправлено. Мне показалось, что это письмо уклонилось от пути наших взаимоотношений. Я еще раз прочитал Ваше письмо. Я понял, что я не должен отправлять такое письмо. Но... отправляю. В этом - дружба.

     

        1/XII-47 г.

        8/XI 1-47 г.

      Милый друг, получи я Ваше письмо десять лет тому назад, и переписка оборвалась бы: Вы бы меня спугнули. Сейчас же я не убегаю и даже отвечаю на Ваше письмо, несмотря на то, что уши и щеки у меня до сих пор горят. Изменяю своему обыкновению и пишу Вам сразу же, под горячую руку.

      Я чувствую себя глубоко виноватой перед Вами, в чем - не спрашивайте, напишу когда-нибудь позже, только не сейчас. Сейчас же мысли так разбегаются, что я лучше буду писать по порядку затронутых Вами вопросов.

      Первым долгом - у меня к Вам большая просьба на будущее, я надеюсь, я почти уверена, что Вы ее исполните: никогда и ни в чем не идти против моих желаний. Хорошо?

      Посылаю Вам в этом письме свое фото, самое "свеженькое". Посылаю, хоть и считаю его неудачным - не потому, что здешний фотограф меня изуродовал, а потому, что эта карточка (не пойму чем) мало похожа на оригинал. Отчасти я довольна тем, что Вы забыли черты моего лица в юности: Вам не бросится в глаза перемена, происшедшая в моей внешности за эти годы. Знаете, внешне я переменилась сразу же после замужества и узнала это только по фотокарточкам: у меня как-то посерьезнели и погрустнели глаза, в них появилось какое-то скорбное выражение как предчувствие будущих страданий, несмотря на то, что я была счастлива. Раньше же я могла улыбаться и смеяться зачастую без всякого повода - просто потому, что на душе хорошо и ясно.

      Мне кажется, Исаак Осипович, что Вы не совсем верно представляете себе мой разрыв с мужем, если называете его фиаско: мой бывший муж не женат до сих пор, несмотря на то, что он умен и интересен. Ему уже больше так не любить, как он любил меня. Разлад начался с его невозможной, ничем не обоснованной и глубоко меня оскорбляющей