страница 24 |
ребятишки и мама также, и могу, хоть с опозданием, принести Вам свои поздравления с сегодняшним знаменательным днем рождения Вашего сына. Пусть Ваш Максим принесет Вам в будущем максимум радости и минимум огорчений. Из газет узнала, что "Вольный ветер" уже поставлен на сцене театра (как мне хотелось бы быть вместе с Вами на премьере!). От души радуюсь и поздравляю Вас, сама же набираюсь терпения в ожидании обещанного. Что ж, не так долго осталось ждать. Если верить пословице, то обещанного три года ждут, но один уже прошел, и я надеюсь, что не пройдет и двух лет, как я получу желанные ноты. Не правда ли? Исаак Осипович, иногда вечерами мне приходится аккомпанировать хору ремесленного училища, находящегося по соседству. Этот хор недавно организован, и мне хочется сказать Вам, что в основном его репертуар состоит из Ваших песен: марш из фильма "Весна", "Марш энтузиастов", "Пути-дороги" и др.23 И мне опять-таки приходится жалеть, что у меня нет Ваших нот, Вашей музыки за последние годы. Между прочим, с удовольствием слушаю по радио выступления Лядовой и Пантелеевой - еще двух почитательниц Вашей музыки. Нравятся ли Вам они?24 Исаак Осипович, почему Вы так долго не пишете? Неужели всегда дела будут заслонять собой все остальное? Или Вы относитесь к этим письмам как к развлечению и не испытываете потребности в писании их? Мне скучно и даже грустно без Ваших писем, хотя душу и согревает мысль, что Вы существуете и, может быть, иногда думаете обо мне. Будьте здоровы и счастливы. Людмила
Москва, 11/IV-48 г. "Маркиз бросился к ней в объятья и нежно прижал ее русую головку к своей богатырской груди, не в силах промолвить хоть одно слово после долгой и томительной разлуки. А графиня стояла, затаив дыхание, и слезы радости катились по ее румяным, цвета утренней зари, щекам. Птички пели в саду, приветствуя восход дневного светила". Герцог Ровиго. Собр. сочинений, том IX, издание 1790 г. Это, конечно, придуманный мной эпиграф в духе сентиментальных романов восемнадцатого столетия. Но несомненно одно: маркиз - это я, а Вы, конечно, графиня. Птицы остались безусловно на своих местах с тех давних пор. Так начну я свое письмо в тайной надежде (хитрец!) шуткой замять чувство стыда перед Вами за долгое молчание. Улыбнется, дескать, и простит. Могу представить Вам заверенную по всем правилам справку о пребывании моем в гастрольных концертных поездках: а) с 29.XII. 1947 по 19.I.48 г. - Москва - Вильнюс - Клайпеда - Каунас - Минск; б) 5.II.1948 по 7.IV.1948 г. - Москва - Донбасс - Днепропетровск - Запорожье - Херсон - Николаев - Одесса - Кишинев - Черновицы. Но, увы, не могу представить Вам справки о том, что, сотни раз вспоминая о Вас, я чувствовал свою вину перед Вами, ибо Вы могли подумать бог знает что по поводу моего молчания. Если хотите, верьте мне без справки; если не хотите, дуйтесь на человека, который полон к Вам самых нежных чувств, но который достоин сожаления и сочувствия в его безграничной занятости в поездках, когда вследствие ряда обстоятельств этот человек оказался не только в роли гастролера-знаменитости, не только в роли худрука, но и начальника Ансамбля в 200 чел[овек] со всеми вытекающими отсюда скучными и нервозными обязанностями. Может быть, каменное сердце графини смягчится, если она узнает, что ее маркиз, горячо любимый маркиз, имел грандиозный успех у широких зрительских и слушательских масс и еще раз убедился, что [...] любовь народа к нему, маркизу, осталась незыблемой. (..."На румяных щеках графини появилось нечто вроде улыбки... Ведь она так верила в него и... не ошиблась"...) Итак, прочь шутки! Три дня в Москве оказались вполне достаточным сроком для того, чтобы |