страница 33

разменяли на... пошлость. Вся ведь штука в том, что за красивой природой, за искрящимся смехом, за вальсированием на асфальтовой дорожке, за полнотой мимолетных желаний и капризов, за сладостью тревожащих тело снов идет жестокая, обыкновенная жизнь с ее уплатой по гамбургскому счету.

      В том-то и великая трудность человеческого поведения и такта, чтобы сделать переход из мечты в явь возможно более возвышенным и незаметным для внутренних эстетических чувств.

      Что же осталось от брызг Вашего обаяния, юмора, радости и солнца, которыми Вы щедро наделяли окружающих Вас и встречаемых Вами людей (в том числе и меня)? Осталась простая, бедная женщина с тремя детьми, собирающаяся с мужем в дальний, неизведанный путь борьбы за обыкновенное существование.

      За все счастье, за все радостное и хорошее, что Вы мне дали своим существованием, своей перепиской со мной, я плачу той болью, которую нанес мне Ваш удар - Ваш последний рассказ. Это не боль жалости к Вам, это не боль разочарования. Это боль протеста против всего того, что Вы сделали с собой. И несмотря на то, что любое наше письмо я не променяю на все Ваши перипетии, я так же, как и Вы, принимаю факты такими, какие они есть. И поэтому, а также и потому, что люблю Ваш привычный образ, я от всего сердца желаю Вам счастья и... покоя.

      Я не знаю, сможете ли Вы этого добиться. Но я знаю, что Вам надо решительно перестроить систему Вашего жизненного поведения и Ваш эмоциональный мир.

      Людмила! Вы знаете, что я не простой человек, что я сам живу в сложном мире творческих эмоций, интеллектуальных действий и чувственных порывов. Я во многом могу разобраться, мне под силу и сложности и тонкости переживаний и ощущений. Но вместе с тем я всюду и всегда люблю ясность. И в положительном и в отрицательном это мое стремление к правде и ясности спасало меня от крупных аварий. Для этой ясности всегда необходима небольшая доза глубокого самоанализа, умения разобраться прежде всего в том, что ты сам чувствуешь, чего сам хочешь.

      Мне кажется, что это - закон. И мне кажется, что этим законом Вы пренебрегли. Мне было бы очень тяжело и неприятно, если бы Вы подумали, что Вам не следовало бы писать мне столь откровенно о Ваших злоключениях. Наоборот, я очень благодарен Вам за это и смею Вас уверить, что Ваша откровенность встречает у меня правильную оценку.

      Но я не могу согласиться с Вами и со всем тем, что у Вас произошло.

      И я должен Вам это прямо сказать. Мне очень больно, что в Ваших переживаниях Вы всячески избегали обращения ко мне, Которого Вы называли другом. Вы хотели не вмешивать меня в Вашу земную жизнь, оставив мне сферу Ваших "небесных полетов". Это очень гордо и красиво, но... я не могу поблагодарить Вас сейчас за это, потому что мне пришлось выпить сразу большой кубок Ваших житейских страданий. И, может быть, если бы я пил вместе с Вами по каплям, моя дружеская любовь, мой разум спасли бы Вас от многих ошибок.

      Я крепко, крепко жму Вашу руку и желаю Вам здоровья и благополучия.

      Напишите мне обязательно, куда Вы едете и как мне писать Вам, если Ваш муж позволит нам переписываться. Убедите его в том, что это совсем не опасно для его семейного благополучия.

      Ваш И.Д.

      Если будете в Москве, я обязательно хочу Вас видеть. Мои телефоны: дом[ашний] - Г 1-17-45. Служебн[ый] кабинет - Е 2-91-29, Е 2-92-78, Е 2-89-70.

      6.VI.48.

      P. S. У меня завелась привычка: после написания Вам письма снова перечитывать Ваше. Так я сделал и в этот раз. Вы пишете, что ждете моего ответа и совета с тревогой.

      Что я могу Вам теперь посоветовать? Судя по Вашему собственному взгляду на фактическое положение вещей, Вы сейчас отдаете себе полный отчет в трудностях, стоящих перед Вами во всех