страница 17 |
ушедшие годы. И это мое желание исполнилось! Это произошло в 1949 году. Сначала немного надуто и сумрачно, немного настороженно и недоверчиво, чуть-чуть поскрипывая, как бы нехотя, поворачивалось ко мне вот это самое, что я хотел. А потом совсем повернулось, заулыбалось весело, широко и доверчиво пошло навстречу, казалось бы, исчезнувшей дружбе. Вы догадались, конечно, о чем и о ком я говорю. <...> <...> Вы неверно восприняли мои слова о творческом процессе. И трудности, которые приходится преодолевать, вовсе не должны влиять на характер впечатления. Это - не обнажение, не черный ход, не кухня. Все то, что я Вам писал, находится целиком в области творчества со всеми его муками и путями, извилистыми, как горная тропа. Представлять себе творчество музыканта как праздник неверно уже хотя бы потому, что иногда такой "праздник" остается праздником лишь для самого автора. Правильнее другое: через муки, сомнения, утверждение и разочарование, трудности и т.д., через все то, что составляет черты любого высокого творчества в любой области человеческой деятельности, - дать праздник тем, для кого ты все это делаешь. На этом и покончим с этим вопросом. Я очень рассмеялся, когда прочитал Вашу цитату из стихотворения Алымова: "Тихий ветер лег на крыши". А на самом деле: Тихий ветер легкокрылый, Теплый вечер мая... и т.д. Это, Раинька, действительно "Приходи скорей" - девичья песня из "Нового дома". Музыка этой песни принадлежит нижеподписавшемуся, который очень рад тому, что эта песня тронула Ваше сердце. И вообще позвольте Вам заметить, что я не понимаю, как это Вам может быть безразлично, кто автор этой песни? Я требую, чтобы при слушании любой хорошей песни Вы желали прежде всего, чтобы она бьиа моей. И только убедившись в том, что она, к сожалению, не моя, Вы можете допустить, что и у других композиторов могут случаться удачи. Вот как! Видите, и я становлюсь деспотичным и требую слепого поклонения. Но шутки в сторону! Я искренне радуюсь появлению хорошей песни, но эти радости, увы,, очень редки, так как хорошие песни стали редкостью. Мой друг! Отвечая мне на ту часть письма, где я пишу об одном великом человеке нашей современности, Вы побоялись, что я назову Вас обывательницей. Нет! Я спорить с Вами не стану. Я только думаю, что вы ошиблись, написав, что понимаете и принимаете это разумом, а не сердцем. Разум именно сказывается у Вас там, где Вы начинаете рассуждать о жизни и ее различных проявлениях. Под жизнью в данном случае, очевидно, следует подразумевать только бытовые ее проявления, только то, с чем сталкивается человек нашего общества. Я очень хорошо знаю жизнь, несмотря на то, что я сам в силу моих материальных возможностей не сталкивался с теми трудностями, с которыми приходится сталкиваться огромному большинству людей. Вы неверно ссылаетесь на нас, людей старшего поколения, которые, дескать, умеют сравнивать прошлое с настоящим. Я бы сказал наоборот: именно мы - люди двух эпох, видевшие и старое и новое, знающие и то и другое, имеющие, что вспомнить, - именно мы часто ошибаемся в самом методе сопоставления. Мне кажется на основании моих наблюдений, что люди, родившиеся в эту, советскую эпоху, умеют лучше, чище, непосредственнее оценивать современность. У них нет "груза воспоминаний" и совершенно ненужных сравнений. Я жизнь понимаю шире, выше. Я это хорошо понял за границей, когда был в Чехословакии. Даже в этой исключительно дружественной стране, где каждый русский - желанный гость и друг, - даже в этой стране мне было необъяснимо пусто и грустно (1946 г.), и меня очень тянуло домой, сюда. Есть что-то неповторимо высокое в нашей стране, в нашем обществе. Вы правы: многое неприемлемо для пытливых |